— Матушка! — он рухнул перед атаманшей на колени, не обращая внимания на весеннюю грязь. — Пожалкувай нерозумных, дозволь казаты!
— Дозволяю, — сделала царский жест Полина, приятно польщенная глубиной народного смирения.
— То не мы, повирь, никого мы не ховалы! Мабуть, у Осокорях ти кляти билые квартырувалы?
— Хорошо, проверю, — Полина медленно оглядела смиренно опущенные головы селян. — Если вы не виноваты, останемся друзьями.
— Спасыби, матушка, спасыби, — кланялся старик, задом пятясь к толпе. — Отслужимо, не май сумниву!
— Вовк тоби друг! — с ненавистью прошептала Катерина.
К счастью, Полина этого не слышала. Она уперлась рукой в бок и картинно прохаживалась перед тачанкой, — это был её спектакль.
— Раз выяснилось, что у нас с вами нет больше причин ссориться, мы можем сделать мирным селянам подарок. Хотите купить себе батрака? Сказочно дешево. Всего за два мешка картошки вы сможете приобрести вот этого поручика. Не смотрите, что у него лицо побито — ребята у меня горячие, не удержались, — зато руки-ноги целы. Если боитесь, что он может сбежать, то по желанию будущего хозяина мы подстрелим ему ногу. У нас есть большой специалист по этому делу: хромать будет, а чтоб убежать — ни-ни!.
— Та звидкиля стилькы картопли, самим нема шо исты, — проговорила из толпы пожилая крестьянка.
— Что ж, раз вы такие бедные, а нам его с собой возить не с руки, тогда сейчас, на месте, мы эту белую гниду и порешим. — Полина подняла револьвер.
— Подождите! — прорезал наступившую тишину взволнованный девичий голос, и прежде чем Аренский с Герасимом смогли её остановить, из толпы вырвалась Ольга.
— Друзья мои, это становится интересным! — Полина опустила оружие. Кто же вы будете, милая защитница пленных царских офицеров? И что это вы в таком нелепом наряде, надеть больше нечего? Раз вы — такая бедная, вряд ли у вас есть столько картошки…
Она засмеялась резко и неприятно. Остальные бандиты подобострастно захохотали.
— Я не успела переодеться, — Ольга говорила медленно, тщательно подбирала слова и в то же время умирала от страха. Она уже сталкивалась с такой породой самоуверенных и истеричных людей, которые постоянно живут в состоянии крика и бывают совершенно непредсказуемы в критические минуты жизни. — Видите ли, я работаю в цирке, а сегодня мы как раз давали представление…
— И кого же вы изображали в таком костюме? — холодно поинтересовалась Полина.
— Никого, — Ольга почему-то стала успокаиваться, хотя для этого не было никакой причины; скорее, наоборот, опасность взрыва возрастала с каждой минутой. — Я хотела сказать, никого конкретного. Просто немножко клоунады.
— Клоунада… Ладно, вернемся к нашему пленнику. Это — ваш знакомый?
— Нет, я вижу его в первый раз.
— Понятно. Жалко стало. Скромная циркачка жалеет белого офицера. С риском для жизни. Такая отчаянная, ничего не боится… Ну-ка, покажи руки.
— Что? — не поверила ушам Ольга.
— Я сказала, руки показать! — взвизгнула Полина. Девушка протянула ей свои дрожащие руки. Атаманша рванула её к себе.
— Ишь, аристократические ручки! Маленькие, породистые, не знавшие труда… Как ты думаешь, Виктор, — она полуобернулась к одному из бандитов в офицерской фуражке, то ли трофейной, то ли бывшей его собственностью во время службы в той же самой царской армии, — кто скрывается под таким нарочито нелепым мундиром?
— Да уж, не крестьянка, — хмыкнул тот.
— Я тоже так думаю. Ей стало жалко офицерика. Она поспешила к нему на помощь, но как? Может, предлагая взамен себя? Или что вы, мадемуазель, собирались предложить в качестве выкупа?
— Немного, но это все, что у меня есть, — заторопилась Ольги, расстегивая клоунский китель, чтобы достать свою единственную драгоценность — фамильный золотой крестик с изумрудами.
И тут же опомнилась: что она делает? Действительно, такого крестика не могло быть у бедной безродной циркачки. Показать его — все равно, что подписать себе смертный приговор.
Хорошо, что Полина целиком была увлечена своими эмоциями и не заметила её движения: она продолжала распалять себя.
— Жалельщица! Она не пострадала; на её глазах не погибали товарищи, которые прошли вместе с тобой через огонь и смерть! Таких надо стрелять, как бешеных собак…
Окончить речь она не успела. Раздавшийся ружейный выстрел прервал речь атаманши в самом апофеозе. Полина дернулась, попыталась поднять руку к груди и упала, откинувшись на тачанку; ударилась головой о борт, подножку и сползла на землю.
Народ на майдане закричал и бросился врассыпную. Герасим оглянулся в поисках Катерины и только теперь понял, что уже давно не чувствует рядом её присутствия. Тут он увидел любимую: она прислонилась к плетню с винтовкой в руках и передергивала затвор для следующего выстрела. Крик застрял у него в горле, а пуля Катерины уложила мужика в офицерской фуражке.
Наконец бандиты пришли в себя, залегли, и началась пальба.
Аренский — человек сугубо мирный, бывший таким находчивым в житейских ситуациях, — при звуках выстрелов растерялся. Вначале он побежал с майдана вместе с селянами. Потом нерешительно остановился в стороне, забыв, что у него за поясом револьвер с полной обоймой патронов, приготовленный для Ольгиного выступления.
Ольга тоже не сразу разобралась в происходящем, но отнюдь не по своей вине: её сдавила и повлекла за собой толпа, перед сокрушающей силой которой девушка испытывала страх с того рокового события в порту. Но вот людской поток выплеснул её рядом со стоящим у плетня Аренским. Ольга выхватила револьвер у него из-за пояса и залегла за ближайшее дерево: бандиты подобрались к Катерине совсем близко. Герасим короткими перебежками приближался к тачанке.