Дар юной княжны - Страница 4

— Девятнадцать!

— Девятнадцать? — воскликнул Аренский. — В девятнадцать лет я был звездой аттракциона "Полет под куполом цирка"; Василий Аренский человек-легенда!

Он посмеялся.

— И фамилия у вас подходящая.

— Да уж куда более… Приблудился к цирковой труппе голодный малыш, ничего, кроме имени, не знал. Вот и придумала ему фамилию цирковая братия.

Он прервал себя.

— А мы, милая Оленька, едем в Ростов, там сейчас должна быть наша труппа. Когда, как доберемся, — одному богу известно. Для начала доедем до Каховки, а там, с оказией, — дальше.

— Почему именно до Каховки?

— Потому что ближайший поезд только до Каховки идет, если в нашу сторону. Можно было бы ехать в Винницу или Жмеринку, но это я шучу…

— У вас хоть билеты есть, — вздохнула Ольга, — а мне достать не удалось, сказали, в ближайшее время ничего не предвидится.

— Вот я и говорю: езжайте с нами.

— Без билета?!

— Голубушка, какие сейчас билеты? Вы видите, сколько желающих уехать? Куда-нибудь! Подойдет поезд, все кинутся на штурм. Проводники и носа не покажут, чтобы не задавили. И еще: по вагонам, говорят, контролеры ходят, но они охотно берут продуктами. У вас есть что-нибудь?

Ольга кивнула. Аренский смущенно вздохнул.

— Я ведь, собственно, пригласил вас не без корысти… Ради бога, вы не поняли, продукты у нас свои.

Он замялся.

— Девушка вы по виду крепкая, несмотря на некоторую хрупкость. Если бы вы помогли нам с Наташей…

Аренский кивнул в сторону и только тогда Ольга заметила среди узлов до глаз закутанную девушку. Словно боясь, что Ольга может отказаться, он торопливо заговорил:

— Наташа — наш канатоходец… Я предупреждал, чтобы она не работала без лонжи. Но публика ахала, восторгалась: как же, такая молоденькая, и смертельный номер. Но вечно нельзя испытывать судьбу. Наташа сорвалась, упала и больше не поднялась. Мы потому от труппы отстали, что артисты решили не брать её с собой. Мол, пустим шапку по кругу, наберем денег, чтобы заплатить сиделке, обеспечим хороший уход, — что ещё больной надо? В такой неразберихе не всякий здоровый выживет…

— Наташа бы их не бросила! — запальчиво вмешался в разговор Алька. Она всем помогала. Когда у этой противной Варетти муж заболел, Наташа свои последние деньги отдала. А когда решали, как с Наташей быть, и не вспомнила об этом: куда нам такая обуза, самим бы живым добраться!

Алька кого-то визгливо передразнил.

— Что сказали врачи, она поднимется?

— Она умирает, — Аренский судорожно вздохнул. — У Наташи — саркома. Это такие боли! Не знаю, как она терпит? Больница, где Наташа лежала, закрылась. Врач, дай бог ему здоровья, свои запасы лекарства нам отдал. Но и они уже кончаются. Дозу приходится все время увеличивать.

— Я сейчас посмотрю вашу Наташу, — заторопилась Ольга, роясь в своем узелке. — У меня есть морфин. Наверняка и ваш врач ей его давал.

— Вас нам послал бог, вы врач?

— Всего лишь недипломированная сестра милосердия, — Ольга отвечала, уже склоняясь над больной.

Та лежала, устремив глаза в небо, словно дожидаясь свыше избавления от страданий. На её бледном, измученном лице, очерченные темными полукружьями, кричали и молили огромные серые глаза. Из прокушенной губы показалась капелька крови.

— Наташа, вы меня слышите? — наклонилась к ней Ольга. — Что вы хотите, Наташа? Вам что-нибудь нужно?

— Умереть, — вдруг хрипло выдохнула больная, обдав Ольгу знакомым по госпиталю запахом умирающего тела. — Помогите мне, прошу вас! Где-то же есть военные, неужели они пожалеют одну пулю?! Если бы я могла… сама. Но бог не слышит меня! Наказывает за гордыню…

Что случилось с нею в тот момент, Ольга не поняла. Переполнившее её чувство жалости и сострадания к больному, беспомощному человеку, такому молодому и так мужественно переносящему невыносимую боль, будто высвободило огромный заряд доселе дремавшей в ней энергии. Ее пучки, горяча кровь, побежали по жилам к самым кончикам пальцев и стали там пульсировать, просясь наружу. Ольга приложила пылающие руки ко лбу девушки. Наташа вздрогнула и затихла. Выражение спокойствия и блаженства появилось на её исстрадавшемся лице. Глаза больной закрылись, и она заснула.

Ольга отняла руки, дрожащие и покрытые испариной, и бессильно поникла, как если бы всю свою жизненную энергию она перелила в Наташу. Девушка медленно приблизилась к Аренскому. Тот поспешно усадил её на ближайший узел.

— Ну как она?

— Заснула.

— Сколько таблеток вы ей дали?

— Ни одной.

— Как "ни одной"?! — Василий Ильич вскочил и подбежал к Наташе.

— И правда, спит, — задумчиво проговорил он, вернувшись. — А выражение счастья и покоя на её лице… Оленька, как вам это удалось?

Ольга пожала плечами.

— Раненые говорили, у меня хорошие руки. Даже просили иной раз руку над раной подержать. Я думала, это у них самовнушение, а Наташе, выходит, помогло.

Аренский достал откуда-то алюминиевую фляжку и налил из неё жидкость в маленький стаканчик.

— Выпейте!

— Что это?

— Спирт.

— Что вы, я ничего, кроме шампанского, в жизни не пила!

— Пейте, пейте, на вас же лица нет, — он с интересом вглядывался в Ольгу. — Раньше я о таком слышал, но видеть воочию не приходилось. Похоже, вы даже не осознаете, какой удивительной силой обладаете.

Он помолчал.

— Впрочем, может, об этом лучше и не знать? Такую тяжелую ношу, да на такие хрупкие плечи. Брать на себя чужую боль…

— О чем же мне лучше не знать? — Ольга все собиралась с духом, чтобы выпить спирт, но так и не решилась и отдала стаканчик Аренскому. Извините, не могу. Да мне и так уже лучше.