Ян хотел расплатиться куском сала, который тайком принесла ему с кухни Беата, но почему-то пан Левонтий не сводил глаз с подаренной Юлией кружевной сорочки, а в ней, надо сказать, Ян чувствовал себя неуютно. В конце концов, корчмарь напрямик предложил парню поменяться и вынес почти новую домотканую, расшитую крестом косоворотку. Янек тут же с удовольствием переоделся, а пан Левонтий бережно расправил кружева и мечтательно пояснил, что когда его Кристя перешьет рубашку на себя, все девушки в округе умрут от зависти, такая она красивая и дорогая.
— Не-е, — замахал руками Левонтий, когда Янек попытался вытащить сало. — И покормлю тебя, и постелю — будем в расчете. Еще и хлебца на дорогу дам!
Теперь Ян ничем не отличался от других хлопцев, что бродили по дорогам Украины в поисках работы.
Чем дальше уходил он от замка, тем невероятнее казалось ему происшедшее: подземелье, пыточная камера, скрывающийся граф, две девушки, одна другой краше, ласкавшие парня, странный князь, назвавший его именем отца, одна за другой две смерти по его вине, почему-то не вызвавшие в нем ни ужаса, ни сожаления… И все это — за одну неделю!
А его удивительный дар, посланный свыше, — был ли он? Сейчас Яну не хотелось размышлять об этом, как и вообще ни о чем другом, требовавшем сосредоточиться, что-то вызывать в памяти. Он устал. Ему вдруг захотелось почувствовать себя прежним человеком, таким, как все. Бродить по дорогам, сидеть у костра, печь картошку, — так ему вдруг захотелось печеной картошки, что он даже сглотнул слюну, — говорить о чем-нибудь простом и близком, постоять под стогом с хорошей сельской девушкой, с которой не нужно напрягать мозги, чувствуя её превосходство над собой…
— Стой, стрелять буду! — прервал его размышления чей-то молодой громкий голос.
Янек вздрогнул и остановился, прямо перед ним, шагах в пяти стоял хлопец в длинной шинели и странной островерхой шапке с длинными ушами и звездой на лбу. Хлопец вполне серьезно держал его на мушке ружья.
— Кто ты? Куда идешь? — строго спросил он Яна.
— Странник, — светил Ян. Ему нравилось это слово, оно часто встречалось в книге, которую ему читал у постели Иван. — По дорогам странствую.
— А зачем?
— Ищу свою долю.
Хлопец неизвестно почему рассердился.
— Ну ты, странник, руки за спину и шагом марш вперед! Учти, ружье у меня заряжено. Захочешь сбечь — пристрелю!
Они пошли по тропинке, все больше углубляясь в лес. Чем дальше они шли, тем явственней в воздухе пахло варившейся на костре кашей. "Недаром я про костер подумал, — решил Янек, — может, прежде, чем убить, меня покормят?"
"Пароль!" — гаркнул кто-то из ближайших кустов. — "Мировая революция", — ответил Янеков провожатый.
Перед ними открылась большая поляна, и в центре её действительно горел костер. Над костром висел котел, в котором что-то варилось, а молодой человек в такой же, как у первого, шапке мешал варево огромной свежевыструганной ложкой. Бойцы сидели на поляне в самых живописных позах и занимались, кто чем: курили, шили, беседовали, один строгал что-то из дерева. Несколько военных в таком же, как у конвойного, обмундировании сгрудились вокруг самодельного, составленного из оструганных жердей стола. К ним конвоир и подвел Яна.
— Командир, — обратился он к худощавому юноше, на вид не старше семнадцати лет, — посмотрите на этого пижона: он мне кажется подозрительным. На вполне законный вопрос с моей стороны, кто он, этот тип ответил: странник! А что он делает в лесу? Спросите меня, я отвечу его словами: ищет свою долю.
— "Увы, он счастия не ищет и не от счастия бежит!" — продекламировал тот, кого назвали командиром. — Ты, Яша, как всегда, преувеличиваешь. Разве ты, разве все мы не ищем свою долю? Разве мы не боремся за лучшую долю для всего народа? Словом, подойди через полчаса, разберемся. Сейчас у нас совет, не мешай. И не забудь, покорми парня.
— Как это — покорми? А если он — контра?
— Значит, пусть перед смертью подкрепится.
— Вот так, слышал? Ох, и доверчивый у нас командир! Молодой, что с него взять? Самый молодой во всей Красной Армии! Но умный, этого у него не отнять.
Он подошел к костру и тронул кашевара за рукав.
— Покорми-ка нас, Савелий! Что ты уставился, как солдат на вошь, пленного не видел? Командир приказал его накормить! Моя бы воля…
— Я себе представляю, — Савелий ловко наполнил котелок. — Учти, Яшка, положил на двоих. Насчет добавок от начпрода распоряжений не поступало.
— У тебя хоть ложка есть? — сердито проворчал конвоир Яну.
— Есть.
— Смотри, Савелий, у него даже ложка есть! Думает, мы обязаны кормить всяких странствующих дармоедов!
— Ага, мы пахали… Если б у него не было ложки, это тоже показалось бы тебе подозрительным.
— Правильно. Наш комиссар, дай бог ему здоровья, все время повторяет: бдительность! А я добавляю: лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Господи, спаси раба твоего от словоблудов!
Савелий воздел кверху руки.
— Кстати, Савелий, — Яков присел на бревно, кивая Яну на место рядом с собой. — Твои постоянные обращения к богу кажутся мне-таки наглыми. Хорошо, если, как говорит комиссар, бога нет. А если он есть, зачем отвлекать его по пустяками? Как звать-то тебя, странник?
— Ян Поплавский.
— Так мы ж почти тезки: Ян — Яков. Если ты окажешься шпионом, мне будет жалко, что тебя расстреляют. Может, я и погорячился. Однако через меня у тебя могут быть неприятности. Не переживай: если Яша ошибся, Яша и извинится. Лучше нажимай пока на ложку, каша мировая. Ты сам с откуда будешь?