Дар юной княжны - Страница 83

Ольга считала себя просвещенным и гуманным человеком, сочувствующим революциям вообще, и, возможно, она была бы на стороне большевиков, но они не оставили ей выбора. В их глазах она выглядела чужой: буржуйкой, белой костью, эксплуататором…

Она могла жить рядом с ними, только украв чужое имя, а ей так хотелось быть самой собой. Она не любила ложь даже во спасение.

Ее новые друзья — Вадим, Катерина, Герасим, Алька — казалось, приняли её в свой мир, пробудили надежду на то, что она — не лишняя в этой жизни, как вдруг какой-то недобитый буржуй (она с удивлением поймала себя на этом выражении, позаимствованном у анархистов) — ротмистр появился и все испортил!

"Да, все пропало! — мысленно стенала Ольга. — Вадим сгинет в этой проклятой мясорубке, а она — замужняя женщина — на всю жизнь останется старой девой… Миль пардон, княжна, уж не о пропавшей ли брачной ночи вы сокрушаетесь?! Разве порядочная институтка может размышлять о физиологии? А… вы вовсе не это имели в виду… И опять только о себе! В то время как любимый муж пропадает в контрразведке…"

В дверь постучали.

— Входи, Катя, — вяло отозвалась Ольга. Та явно запыхалась, в глазах её металась тревога.

— Скорей собирайся, Герасим сказал, у нас только пять минут, пока они с Алькой Кару запрягают.

— Никуда я отсюда не поеду! — заупрямилась Ольга. — Разве ты не знаешь, что Вадим…

— Так Вадим и казав, — от волнения опять перешла на украинский Катерина.

— Что? Он приходил? И вы меня не позвали?!

— Якой приходив, — вздохнула Катерина, которая и сама успела привязаться к поручику. — Верховые його вели мимо викон, так вин казав, шоб мы тикали. Негайно!

— Как же я брошу его одного?

— А чем ты сможешь ему помочь? — хмуро бросил появившийся в дверях Герасим.

— Он крикнул: "Идите в Мариуполь!" — Алька просунул голову подмышкой гиганта. — Ты не переживай, может, он сбежит, так хоть знать будет, где нас искать.

— Расстрелять его не расстреляют, — задумчиво говорил Герасим, в то время как его руки ловко увязывали пожитки. — Разве что в штрафной батальон сошлют. Давай, ребята, шевелись! Поручику оттуда виднее. Раз сказал "уходите", — нужно уходить!

Полчаса спустя повозка громыхала по дороге прочь из города. Никто их не остановил, никто вслед не выстрелил. Видно, неспешно трусящая Кара и мирная надпись на пологе кибитки "Цирк" служили им добрую службу.

Мрачный Герасим молча правил повозкой, рядом сидел непривычно тихий Алька, а Катерина утешала пригорюнившуюся Ольгу. Алька и сам изболелся за неё душой, все порывался что-нибудь сказать, утешить, да что скажешь, когда и так все ясно.

— Он догонит нас, — говорила Катерина, — при первой же возможности. Одному всегда легче бежать. Скажи, Герась!

Атлет хмуро кивал, подчеркнуто внимательно глядел на дорогу. На деле же чувствовал себя муторно: на его плечи легла забота о женщинах и ребенке. А ну как и его за дезертирство к ответу призовут, кто о них позаботится? Он уже и забыл о своей пресловутой справке, освобождающей от воинской службы, о шраме, уродующем ладонь, но подтверждающем его увечность: в его голову стал закрадываться страх, который, как известно, плохой утешитель.

Дорога неожиданно раздвоилась. Герасим, помедлив, свернул на проселочную: она вилась меж полей и казалась странно мирной и тихой.

Версту спустя возница воочию увидел обманчивость первого впечатления. По всему было видно: недавно здесь шел бой. Чернели свежей землей воронки, кое-где лежали полураздетые трупы, над которыми уже начало кружиться воронье.

Кара ускорила шаг, как будто и её пугали эти приметы смерти. Вдруг лошадь шарахнулась в сторону, потому что из-под земли, — Герасим сразу понял, что из воронки, — стали вылезать две фигуры: мужская и женская. Алька вскрикнул и прижался к нему. Герасим остановил повозку. Люди осторожно приблизились.

— Яки молоденьки! — удивленно шепнула Катерина.

Парню и вправду на вид было не больше семнадцати-восемнадцати лет. Девушка смотрелась и вовсе девчонкой с пронзительно синими глазами на бледном лице.

— Откуда, куда? — спросил Герасим, пока парень решал что-то про себя, совсем по-деревенски разглядывая их повозку. Сумей бывший моряк прочесть его мысли, он не поверил бы очевидному: парень — а это был Янек, — ждал, не зазвонит ли, как он сам себе говорил, в его голове — осторожно, зло! Но никакой опасности в повозке не чувствовалось.

А девушка, уловив его нерешительность, сама шагнула вперед.

— Нам все равно — куда, лишь бы подальше отсюда! У нас нет денег, чтобы заплатить, но если вы возьмете хлебом или салом…

— Возьмем, — вмешалась Катерина, решив, что взаимное оглядывание затянулось, в то время как нужно побыстрее убираться с этого проклятого места. Ей казалось, что трупы уже начали смердеть, и этот запах смерти был невыносим. Герасим подал девушке руку, а Ян приготовился поддержать, но она сама ловко запрыгнула в повозку, следом забрался её товарищ.

Беглецы тронулись в путь.

— От кого ж это вы в яме прятались? — ехидно спросил Алька, которому уже надоела напряженная обстановка, и эти, как он считал, вконец запуганные взрослые. Эх, был бы жив папка! Он бы рассказал что-нибудь смешное, расшевелил их, растормошил… Чем дальше уходил в прошлое день смерти отца, тем охотней идеализировал его Алька.

Теперь мальчику казалось, что на его папке держался весь мир, что он мог выпутаться из любой ситуации, что он был самым-самым… Он тосковал по умершему отцу.

— От кого спрятались? Да от всех, — доверчиво, как взрослому, стала рассказывать ему Марго. — Думали, мы в эту воронку на минутку спрыгнем, а пришлось просидеть несколько часов. Такого навидались, — на всю жизнь вспоминать хватит! Друг за другом гоняются, убивают — ради чего? Разве на земле всем места мало? Мама моя говорила: на чужом несчастье своего счастья не построишь. А тут как — чем больше людей убьешь, тем счастливее будешь?.. Какую картину мы странную видели. За одной тачанкой гнался, наверное, целый отряд. Пожилой цыган лошадей нахлестывает, а двое цыган помоложе, но вроде на одно лицо, преследователей из пулемета поливают. Никогда прежде не видела цыган в военной форме, а эти молодые были так же одеты, что и те, их догонявшие. Вот загадка!