Дар юной княжны - Страница 97

Лицо Флинта так мучительно исказилось, что Ольга испугалась: не хватил бы его удар! Он покачнулся, выпустил из рук штурвал, но тут же судорожно ухватился за него.

— Откуда вы знаете Агнию, что с нею случилось?

Ольга вовсе не знала никакую Агнию, но говорила, будто у неё в голове кто-то нашептывал.

— Чика! — крикнул Флинт одному из матросов. — Возьми руль, я отойду ненадолго.

Он приблизился к девушке и цепко схватил её за руку.

— Говорите!

— Агния умерла.

— Умерла? О боже! Нет, вы, наверное, не знаете. Она вышла замуж за другого. За сына Федорова, богатого судовладельца. Говорят, они уехали в Грецию. Вот и взяли её с собой.

Он убеждал скорее себя, чем эту незнакомую девушку, поразившую его своим сообщением в самое сердце.

— Она умерла, — повторила Ольга. — Год назад, от скарлатины.

Год назад! Неужели это правда? И он никогда не увидит её глаз? Ее смеющегося личика с ямочками на щеках? Флинт уже забыл, что год назад он решил вычеркнуть Агнию из жизни и из сердца. Почему же ему никто не сказал?! "А ты сам хотел знать о ней хоть что-то? — одернул он себя. — Ты же порвал со всеми знакомыми и друзьями, убежал от всех, превратился в какого-то… камышового кота! Проклинал бедную девочку страшными проклятиями, а она лежала в могиле. И не принес ей даже крохотного цветочка!.."

— Капитан! — закричал в это время рулевой. — На горизонте какой-то корабль.

Бабник с проворством дикой кошки отбросил сеть, кинулся к ящику рядом со штурвалом и достал из него бинокль.

— Флинт, — растерянно сказал он немного погодя, — это французский крейсер. Похоже, мы влипли.

Капитан отодвинулся от Ольги, и его лицо, только что наполовину горестное, наполовину сентиментальное, будто задернулось темной шторой. Глаза потемнели, губы сузились в полоску, скулы затвердели.

— Всем взять оружие! — теперь его голос не казался юным, в нем слышалось рычание хищника.

— Не сможем уйти, будем отстреливаться. Бабник, пулемет на корму. Пленников держать на мушке; если кто-то из них попытается позвать на помощь, кинуться за борт, — стрелять без предупреждения!

— Надеюсь, ты сдержишь обещание? — спросил он у Герасима.

Тот нехотя кивнул.

Крейсер приближался. Был он того темно-зеленого цвета, как и привидевшийся Ольге во сне.

— Может, мимо пройдут? — предположил один из матросов. — Зачем мы им?

Крейсер мимо не прошел. Он подошел совсем близко, навис громадой над фелюгой, загремела якорная цепь, а затем на ломаном русском с мостика крикнули в мегафон.

— Эй, на лодка, арэтэ, остановиться!

— Чика, давай! — крикнул Флинт кинувшемуся к пулемету товарищу

Но на крейсере моряки оказались стреляными. Не успел Чика и притронуться к гашетке, как был буквально изрешечен пулями. О чем думал в тот момент Герасим, Ольга так никогда и не узнала, но он, как и Чика, вдруг кинулся к пулемету. К сожалению, этот пятачок французами был уже пристрелян. Крик ужаса Ольги: "Герасим!" — потонул в какофонии стрельбы.

— А это вам за Чику! — закричал опомнившийся Бабник; в его руке дернулась винтовка, и француз, державший в руке мегафон, выронил его и безжизненно завалился на борт.

В ответ на стрельбу Бабника с крейсера хлопнуло несколько револьверных выстрелов, и фигура великого знатока женщин надломилась, чтобы разогнуться уже без признаков жизни. Затем пулемет застрочил с корабля, и через некоторое время на море наступила мертвая тишина.

Марго так и не успела вылезти из-под бушлата во время стремительно закончившегося боя. Теперь она несмело пошевелилась, выглянула наружу, но вид трупов и луж крови повсюду испугал её ещё больше. Ольга же при виде убитого Герасима сползла вниз и в оцепенении сидела на дне лодки.

С крейсера спустили шлюпку. Прибывшие французские моряки обнаружили на фелюге пять трупов и двух до смерти напуганных юных особ, присутствие которых на разбойничьем судне никак не вязалось ни с их внешностью, ни судя по всему, с благородным происхождением. Когда же выяснилось, что одна из девушек их соотечественница, а другая — русская княжна, восторгу моряков не было предела. Подумать только: бедных крошек везли продавать, как каких-нибудь овец! В двадцатом веке столкнуться с торговлей людьми! Нонсенс!

Моряки любовались спасенными и слегка гордились собой: оказаться освободителями двух юных красавиц, спасти их от постыдного рабства, — какой француз откажется от такой благородной романтической роли?

Среди всеобщих восторгов один человек — французский военный врач занимался неприятным, но обязательным делом, осматривал на фелюге тела разбойников, чтобы с чистой совестью засвидетельствовать документом их смерть. Врач прослушивал стетоскопом последнего, и вдруг ему показалось… Но нет, не показалось. Один из контрабандистов, действительно, был жив. Пуля пробила навылет его левую руку, а другая лишь сорвала кожу у виска, обеспечив, впрочем, кратковременную контузию. "Счастливчиком" оказался капитан Флинт.

Его подняли на борт, как и прежде девушек; трупы похоронили в море, а фелюгу в качестве военного трофея пришвартовали к кораблю.

Появление девушек на судне вызвало настоящий ажиотаж. Уже через час весь старший комсостав крейсера буквально благоухал одеколоном, каждый из моряков старался перещеголять другого праздничной подтянутостью.

Для спасенных девушек спешно освободили одну из кают, и сам капитан крейсера, подтянутый, моложавый, с седыми висками, явился засвидетельствовать девушкам свое почтение и поинтересоваться, не нужно ли им чего.